Я обдумал эту гипотезу и понял, что накануне ночью не додумался до нее лишь потому, что не хотел видеть британских солдат соучастниками в преступном заговоре Сэдлера.

– Ну хорошо, – сказал я. – Вилл Сэдлер сконструировал бомбу. А кто ее доставил, и откуда взялся второй образец волос? Как вы с этим справились?

– Как уже сказала миссис Хэкетт, чтобы достать улики, надо было сначала убрать с дороги лорда Фрэнсиса, и я предположил, что если Майкрофт задействует королевский приказ, Гамильтон не сможет отказаться. Майкрофт сразу же выполнил мою просьбу, не спрашивая, для чего мне это, и нам с миссис Хэкетт оставалось только пройтись по апартаментам Гамильтона в удобное для нас время, что мы и проделали сегодня утром.

– У него полон чулан таких штук, доктор, – вставила миссис Хэкетт. – Можно подумать, он на театрах играет!

– Актер, бесспорно, – подхватил Холмс. – Но, боюсь, «сцена» его – весь город, где в личинах гораздо более действенных и приятных глазу, нежели та, кою надел он к нашему поезду, он без счета завоевывал молодых барышень, а то и делал с ними кое-что похуже. Как бы там ни было, я скоро нашел те аксессуары, что мы видели, после чего взял в библиотеке увеличительное стекло и с его помощью убедился – образцы идентичны.

– А я в это время позволил очаровать себя изысканными манерами и был совершенно бесполезен, – сказал я, с виноватым видом снова беря нож и вилку.

– Чепуха, Ватсон, – если бы мы оба знали о двуличности лорда Фрэнсиса, кто-нибудь из нас обязательно сделал бы ложный шаг. Вы чувствовали неподдельную симпатию к нему в его приятной ипостаси, это усыпило его бдительность, и тем легче нам было уговорить его уехать. Кроме того, не вините себя слишком сурово, друг мой, за то, что дали себя провести – хоть лорд Фрэнсис и дилетант, но он один из опаснейших преступников из тех, с кем мы когда-либо имели дело. Помните человека, называвшего себя Стэплтоном? Несколько лет назад.

– Ну конечно, – ответил я. – Дело Баскервилей.

– Совершенно верно. У них много общего, хотя лорд Фрэнсис, должно быть, физически много сильнее Стэплтона. Помните, как он разбил окно в нашем купе?

– Да уж не забуду. И все же, Холмс, как он встретил нас, когда мы прибыли во дворец! Наверняка в поезде у него была еще какая-то маскировка, кроме парика и усов, – когда мы увидели его в истинном обличье, он был значительно меньше ростом.

– Эффект осанки и голоса, Ватсон. Нарочитая сутулость, вялое рукопожатие, жеманный голос, подобострастные манеры – и мы уже уверены, что перед нами мелкая, слабая особь. И все же вспомните – мы с ним стояли глаза в глаза, когда говорили про несмываемый след пролитой во дворце крови.

– Подумать только, и впрямь! Я даже припоминаю, что заметил это. Кажется, ваши слова привели его в негодование, он выпрямился и оказался одного роста с вами, то есть довольно высоким. Вы намеренно начали разговор такой грубостью?

– Конечно. Как бы ни был умен противник, но если он настолько самоуверен, что полагается на такую рудиментарную маскировку, его легко поймать на чуть более тонкую хитрость. Как только я определил его подлинный рост и силу, остальное быстро начало проясняться. Он ведь третий сын, а Гамильтоны хоть и древний род, как сказала миссис Хэкетт, но богаты лишь родословной, а не кошельком. Работать управляющим в королевской резиденции – довольно унизительное занятие безо всяких перспектив. Но я должен признать, что лорд Фрэнсис выжал из этой должности все возможное. Когда он придумал этот план обогащения, ему не хватало лишь исполнительного подручного.

Миссис Хэкетт забрала у меня поднос, я зажег сигарету и, поднося к губам чашку с крепким чаем, поправил Холмса:

– А! Вы, наверное, хотели сказать «подручных»?

Мой друг, казалось, на миг засомневался; повернувшись к экономке, он как будто взглядом спросил ее, не хочет ли она ответить на этот вопрос; и этим навел меня на мысль.

– Погодите минуту! Миссис Хэкетт! Вы чуть раньше сказали, что будь воля лорда Фрэнсиса, ваша племянница лишилась бы чести гораздо более ужасным образом – но его отпугнул тот, к чьим словам он не мог не прислушаться. А вы, Холмс, – вы еще не сказали, у кого имелись причины намеренно оставить запал бомбы слишком длинным, чтобы мы успели обезвредить ее до взрыва. Похоже, вы оба намекаете на одно и то же – я прав?

Холмс лишь глянул на экономку:

– Миссис Хэкетт?

Женщина слегка присела в реверансе, повернулась, и, держа поднос одной рукой, другой открыла дверь спальни…

А там, в дверном проеме, стоял Роберт Сэдлер, в полной мере являя свой рост и силу.

– Холмс! – заорал я, бросившись к постели и выхватив из-под подушки «наладонный защитник»; но друг мой только шагнул в сторону и оказался на линии огня. – Черт возьми! Отойдите, а то я в него не попаду!

– Именно поэтому и не отойду, Ватсон, – ответил Холмс. – Я знаю, как вы стреляете – даже из необычного оружия.

И тут я заметил, что миссис Хэкетт, следуя в прихожую с подносом в руках, чтобы оставить его там на столике, ласково притронулась к плечу Роберта Сэдлера и подтолкнула его в мою спальню. Он сделал один-два шага, не сводя глаз с моего пистолетика, и остановился.

Я выпрямился и отвел пистолет в сторону.

– Какого черта здесь происходит? – рявкнул я. И, желая дать какой-то выход своему раздражению от того, что мне так запоздало открыли истину, я не нашел ничего лучшего как спросить: – И почему это обязательно должно происходить в моей спальне?

– Не обязательно, и даже совсем не должно, – ответил Холмс. – Ваша комната крайне опасно расположена. Поэтому прошу вас удалиться в смежную гардеробную и закончить свой туалет, а мы с мистером Сэдлером расскажем вам, что еще сегодня случилось; после чего мы перенесем всю нашу деятельность на ту сторону дворца, что выходит во внутренний двор.

Я, демонстративно надувшись, выполнил приказ, и как только мы оказались в маленькой гардеробной, воскликнул:

– Я полагаю, теперь вы станете уверять, что этот молодой человек никаким образом не замешан в преступлении!

– Нельзя сказать, что совсем не замешан, – ответил Холмс. – Он действительно участвовал в заговоре с самого начала.

– Так и есть, сэр, – тихо и покаянно произнес Роберт Сэдлер. – Я не прошу снисхождения за то, что водил гостей в западную башню – признаюсь честно, я же это и придумал с самого начала. Поверьте, тогда в этом не было никакого зла. Мистер Холмс правду сказал про Гамильтонов – они жестокие хозяева, а жалованье во дворце нищенское, только и спасения, что Ее Величество иногда щедро одарит. Однако… ну, к нам ходило столько любопытных, столько богатых людей, которые слыхали о призраке итальянского джентльмена и хотели поглядеть… а дворец почти круглый год пустует…

Я вышел из гардеробной, поправляя воротничок и галстук.

– Это вас не оправдывает, Сэдлер.

– Нет, сэр, не оправдывает, – искренне ответил он. – Я и не пытаюсь оправдаться. Просто… ну, мистер Холмс застал меня врасплох сегодня утром в башне, когда я проливал кровь…

– А! Подновляли пятно «невысыхающей крови», как я понимаю.

– Именно, Ватсон, – ответил Холмс. – К сожалению, мне пришлось провести ночь под старой кроватью королевы Марии, в спальне над той, где мы нашли мисс Маккензи. Я бегло осмотрел доски пола и обнаружил, что они сделаны из необычного сорта дерева. Не припомню, чтобы видел такое раньше. Но структура его такова, что для нужного эффекта «невысыхающее пятно крови» приходится обновлять перед каждым визитом гостей, примерно за десять-двенадцать часов. Кроме этого – я, конечно, допускал, что Роберт активно участвовал в недавнем убийстве, но его поведение прошлой ночью, а также протесты мисс Маккензи наводили на иные мысли. Он был похож на человека, который, как говорят китайцы, «оседлал дракона» и теперь не знает, как с него слезть. Но я признаюсь, что ко времени нашего визита в «Дудку и барабан» у меня сложилось предвзятое мнение – из-за одной детали, которую подтвердила при встрече мисс Маккензи.